Исключительно длительный, с большими потерями, штурм города, крепости или укрепленного района - видимо, наследие тех далеких времен, когда благосостояние осаждавших воинов напрямую зависело от успеха осады или штурма. За победившей армией, оставляющей покоренный город, тянутся колонны рабов, симпатичных рабынь и обозы с реквизированным у побежденных имуществом.

В средние века штурм той или иной крепости диктовался еще и тем, что она была важным узлом сухопутных и водных путей сообщения, без которых никак нельзя было обойтись наступающей армии. Однако уже во второй половине ХVIII века стало ясно, что осада крепостей часто более выгодна обороняющейся стороне, особенно когда небольшой гарнизон может приковать к себе значительные силы противника, исключавшиеся таким образом из маневренных операций. Кроме того, внезапный удар в тыл осадной армии мог привести к переходу инициативы, как например, это случилось в 1700 году под Нарвой, когда в ходе Северной войны шведский король Карл ХII нанес жестокое поражение русской армии.

Поэтому уже в ходе войны с Пруссией 1756-1761 годов русский главнокомандующий Петр Салтыков поручил осаду неприятельской крепости Кольберг (ныне польский город Колобжег) небольшому по составу корпусу, усиленному мощной артиллерией и отрядом кораблей Балтийского флота, которые заставили неприятеля капитулировать. Довольно хладнокровно относился к неприятельским гарнизоном в собственном тылу и Александр Суворов, а длительная подготовка и штурм Измаила в 1790 году объясняются не "крепостным мышлением" русского полководца, а большим гарнизоном крепости и ее положением - Измаил закрывал вход в Дунай.

Не стоит, впрочем, полагать, что все русские военачальники думали так же. Например, командовавший в начале XIX века Кавказским корпусом граф Гудович дважды пытался в ходе русско-турецкой войны 1806-1812 годов взять крепость Ахалкалаки (ныне город на территории Грузии), но задачу эту решил лишь в 1828 году в ходе очередной войны новый кавказский главком Федор Паскевич. Впрочем, этот военачальник и в ходе подавления венгерской революции 1848-1849 годов тоже не слишком обращал внимание на неприятельские укрепления, нередко он предпочитал умышленно дать неприятелю ускользнуть в крепость, чтобы затем планомерной осадой принудить его к сдаче, а не сражаться с большими силами, сведенными в один кулак.

В какой-то степени оправданными можно считать исключительно упорные и кровопролитные штурмы и осады укрепленных аулов горцев, предпринимавшиеся в 30-50-е годы прошлого века русской армией в ходе Кавказской войны: обойти некоторые из них было просто невозможно. В свою очередь, большие потери при не всегда удачных попытках взять русские укрепленные позиции с небольшим гарнизоном несли и сами горцы, а в 1848 году осада крепости Ахты закончилась тем, что главнокомандующий Дагестанской линией Моисей Аргутинский-Долгоруков внезапным ударом разгромил неприятеля и едва не захватил в плен Шамиля.

Впрочем, в 1854-1855 годах самые передовые британская и французская армии уперлись, как известное животное в новые ворота, в Севастополь, хотя могли добиться больших успехов, если бы, блокировав город не столь большими силами, заняли Крым. Несколько более хладнокровно русская армия относилась к неприятельским крепостям в войну с Турцией в 1877-1878 годах. Осада Плевны, а также штурм Карса и Эрзерума не столь типичны, поскольку в этих крепостях находились значительные силы неприятельской армии, требовавшие солидного прикрытия для предотвращения их прорыва в тыл остальным нашим войскам. Остальные крепости, в том числе и такие значительные, как Рущук, Силистрия и Варна, были прикрыты небольшими заслонами, не позволявшими гарнизонам вести активных действий.

В годы Первой мировой войны русская армия также не слишком обращала внимание на большие крепостные гарнизоны в своем тылу. Наиболее ярким примером этого была осада мощной австрийской крепости Перемышль, почти стотысячный гарнизон которой контролировала специальная Осадная армия под командованием генерала Щербачева в составе пяти дивизий, уступавших противнику в численности. В марте 1915 года крепость пала.

А вполне просвещенные немцы с упорством, достойным гораздо лучшего применения, весной 1916 года пытались взять французскую крепость Верден и окружавший его укрепленный район, чем значительно облегчили своим противникам жизнь: их главному командованию не надо было задумываться и глубоко анализировать разведывательные данные с целью определить направление следующего удара.

В 20-30-е годы многие страны воздвигли на своих границах мощные укрепленные районы, которые, по замыслу их создателей, должны были прикрыть государственные границы от нападения превосходящих или не очень сил вероятного противника. Поэтому прорыв или, наоборот, обход укрепрайонов был принципиальным вопросом в ведении боевых действий. Начавшая Вторую мировую войну Германия сначала предпочитала обходить крупные укрепленные районы противника - классическим примером этого может служить наступление против союзнических армий в мае-июне 1940 года, когда главные силы Вермахта ударили во фланг противника, прорвав его оборону не на "линии Мажино", а в Бельгии.

Однако в дальнейшем немецкие военачальники то и дело вынуждены были изменять своему принципу маневренных действий во имя исполнения указаний политического руководства. В Северной Африке германские войска вместе с итальянскими долго и безуспешно осаждали крепость Тобрук. В ходе Великой Отечественной войны этих случаев становится, по мнению таких генералов, как Манштейн, Гальдер и Гудериан, слишком много. Чего стоит, например, длительная осада Одессы и Севастополя, где германским и румынским войскам противостояли более слабые советские группировки. Несмотря на многочисленные указания военачальников на то, что осада отнимает немало дивизий, которые можно с большим успехом использовать на основном фронте, Берлин требовал взять города как можно скорее.

Такая же история случилась осенью 1942 года в Сталинграде, когда Гитлер требовал от своих генералов как можно скорее взять хорошо укрепленный город на Волге, хотя танковые соединения 6-й и 4-й танковой армий можно было куда эффективнее использовать "в поле". Впрочем, их противники на поле боя также не всегда отличались особенной гибкостью тактики. 3 ноября 1939 года "Правда" заявила: "Мы пойдем вперед, ломая все препятствия на своем пути, отбрасывая к черту игру политических картежников."

Еще во время советско-финляндской войны 1939-1940 годов советское командование с исключительным упорством пыталось прорвать оборону противника на наиболее укрепленном ее участке - Карельском перешейке. Этому можно найти некоторое оправдание: попытки прорваться севернее Ладожского озера окончились провалом. Удивительно однако то, что командование 7-й армии отменило уже почти начавшуюся высадку в тылу противника на побережье Ладожского озера. Наконец, вовсе непонятно, с какой целью был организован штурм Выборга утром 13 марта - уже после заключения соглашения о перемирии.

После окончания войны укрепления "линии Маннергейма" посетил нарком Обороны Клим Ворошилов, который заявил: "Мне стало понятно упорство, граничащее с идиотизмом, с которым финское руководство отказывалось передать нам эту территорию." Но если финское руководство находилось на границе идиотизма, то наше ее перешло и сильно углубилось.

В годы Великой Отечественной войны советское командование неоднократно следовало той же тактике, лишь изредка изменяя знаменитому принципу "если враг не сдается, его уничтожают." Сначала, в январе-феврале 1943 года, когда уже стало ясно, что армии Паулюса не вырваться из окружения под Сталинградом, Сталин требовал скорейшего взятия города своего имени вместо того, чтобы оставив небольшую блокирующую группировку, бросить главные силы Донского фронта на юго-запад, чтобы отсечь завязшую на Кавказе группу армий "А".

Дальше больше - упорный штурм позиций 17-й немецкой армии на Таманском полуострове и в Крыму, когда она уже не представляла какой-либо реальной угрозы для южного фланга Красной Армии. Не совсем понятно, зачем был организован в апреле 1945 года штурм Кенигсберга, унесший жизни сотни тысяч солдат и офицеров и несколько сот танков в момент, когда действия гарнизона крепости никак не могли повлиять на развитие событий на важнейших фронтах. Примерно также можно оценить и штурм Берлина в мае 1945 года, когда политическое руководство старалось как можно скорее захватить столицу Германии, где был сосредоточен крупный гарнизон, не считаясь ни с собственными потерями, ни с жертвами среди мирного населения.

Справедливости ради стоит упомянуть, что были блокированы до конца войны немецкие гарнизоны крепости Бреслау и группировка в Курляндии.

Несмотря на значительное развитие военной техники ближнего боя, позволяющее одиночному бойцу успешно поражать бронетехнику на улицах города, российские генералы продолжили использование тактики "времен очаковских и покоренья Крыма" в ходе первой и второй чеченской кампаний при штурме Грозного - вместо того, чтобы надежно блокировать противника в городе и ждать, когда он, измученный голодом и недостатком боеприпасов, прекратит сопротивление.

Copyright L 2008 Vesti.Ru.

Пишите нам: info@vesti.ru

При перепечатке и цитировании ссылка на источник с указанием автора обязательна. Перепечатка без ссылки и упоминания имени автора является нарушением российского и международного законодательства, а также большим свинством.